Анонс 5 части

  Пятая часть посвящена литературе Серебряного века.

В пятой части, как и в первой, много внимания уделено не конкретным произведениям писателей, а общим вопросам - философским, культурологическим, историческим, политическим. Потому что речь идет о трагедии 1917 года. Автору хотелось разобраться в причинах произошедшего с нами и провести параллель с происходящими сегодня процессами. Поэтому первую часть книги занимают главы "Накануне катастрофы", "Великий социальный эксперимент", "Философы Серебряного века". Затем идет глава, посвященная писателям: Бальмонт, Брюсов, А.Белый, Ходасевич, Гиппиус, Клюев, Сологуб, Гумилев, Ахматова, Цветаева, Мандельштам, Хармс, Волошин. Отдельные главы посвящены только трем писателям - Блок, Есенин, Маяковский.
 Выводы оказались неожиданными для самого автора. Это можно сравнить с ученым, который перед собой ставит задачу и начинает исследование, думая получить определенный результат. Но исследования приводят его совершенно к другим выводам. Примерно это же испытал и я...
 В первой части я робко подступал к Пушкину и Гоголю, понимая, что они ни атеистами, ни революционерами не являлись. Но, например, совершенно не заметил Карамзина, который приступал к разрушению традиционных ценностей с незнакомой мне еще стороны - либеральной. Ведь именно он начинал наполнять привычное всем понятие "любви" совершенно иным содержанием - страсти. Подмена еще не чувствовалась, т.к. мы все крепко и основательно привыкли к современному пониманию любви, и иного не знали.
 Во второй части удивил Тургенев, которого я вынужден был назвать "дедушкой либерализма", так глубоко и серьезно он проповедовал новое мировоззрение.
 Льву Толстому я посвятил полкниги в третьей части, опять по той же причине, что все его духовные изыскания - вода на мельницу либерального сознания и весьма и весьма востребованы сегодня.
 Четвертая часть - шесть писателей: Чехов, Гончаров, Лесков, Куприн, Короленко, Бунин. Из них "белой вороной" смотрится Короленко: он единственный продолжает линию Белинского, Добролюбова, Некрасова, доводя её до абсурда. Чистый, убежденный, несгибаемый материалист! Ничего из области духовной напрочь не признавал; верил, что наука завтра объяснит все нравственно-психические процессы в человеке его физиологией. Например, что ревность рождается от заворота кишки, уныние - от болезни поджелудочной железы, зависть - от неправильной работы почек и т.п. В общем, как смеялся Достоевский, "всё хотят объяснить несварением желудка". К этой наивной теории потом уже никто не возвращался, кроме Горького. Короленко - последний из материалистических могикан.
 Гончаров - сторонник традиционного направления, последователь Пушкина, Гоголя и Достоевского. Тоже - весьма "белая ворона" для того времени, в одиночку борющаяся с искусством как воспеванием страстей. А вот все остальные писатели - закоренелые либералы, уже открыто и напористо нападающие на Церковь, государственность, патриотизм, на семью и брак, на послушание и смирение, на нашу русскую историю и наши авторитеты...
 Так неожиданно лабиринты истории и литературы привели меня к новой теме - либерализма.
 Серебряный век - апофеоз этого мировосприятия в искусстве. Дальше футуристов и "ничевоков" двигаться было уже некуда - полный и окончательный тупик. "Черный квадрат" раздавил всё искусство и поставил жирную точку.
 Но самое страшное - не появление "черного квадрата", а претензии его на "новую икону". Писатели не просто отражали свои прихоти и похоти в книжках, а претендовали на место новых учителей жизни, священноделателей, пытались вытеснить религию искусством, мечтали творчеством преобразовать кардинально жизнь, отчего и приветствовали революцию, а затем разочаровались в том, что она не привела к той полной свободе, о которой они мечтали.
 "Русская литература перенимает роль Церкви, - писал Ю.М. Лотман, - становясь носительницей религиозного сознания. Происходит процесс отделения поэзии от государства и превращение её сначала в самостоятельную, а затем и в противостоящую государству силу. Поэзия занимает вакантное место духовного авторитета. На поэзию переносились многие традиционные религиозные представления…".
 Главная идея Серебряного века получила и соответствующее наименование – "новое религиозное сознание". Обратим внимание - не идеология, а "сознание"! Вл. Соловьев, Мережковский, Бердяев – его отцы. Их не устраивало традиционное Православие, и они стремились создать свою церковь, в которую вошли бы и западная философия, и русское язычество, и мистика, и всякого рода эзотерика, и, конечно, любимая всеми художниками Серебряного века эротика.
 Малевич уже не скрывает своей радости, что авангардисты наконец-то "сорвали завесу святая святых Культуры и изрезали ее на портянки, разбили чашу тайн и причастие растоптали ногами; были сорваны венцы сияний авторитетов Искусства и брошены в ящик лома".
  Они - революционеры духа.
 Кстати, в Европе то культурное явление 1890-1910 гг., которое у нас было названо Серебряным веком, имело свое название - Fin de siecle (фр. "конец века"). Критики так называли не временной отрезок, а особое умонастроение пессимизма, индивидуализма, отказа от общественной жизни и общепринятых моральных норм, усталости от жизни, страха перед будущим, ощущения эфемерности бытия, чувства приближающегося конца света, пресыщения жизнью, очарования смертью, беззаботностью, фривольностью, эротикой и декадансом.
  У нас же почему-то сравнили с "серебром"...
  Исследователь литературы того времени С.А. Венгеров (1855-1921) писал: "Настоящий калейдоскоп. Язычество и христианские искания, аморализм и мистицизм, аполитизм и радикализм, порнография и героизм, мрак отчаяния и чувства победы, космополитизм и национализм, аристократическое пренебрежение к толпе и апофеоз босячества и т.д.".
 И.А. Ильин анализирует ту эпоху: "Поэзия предреволюционного периода почти не поёт: она выдумывает вместе с Брюсовым, мечтает Бальмонт, безвкусно лепечет Андрей Белый, беспредметно и туманно фантазирует Блок, несет эротику Вячеслав Иванов, пытается утвердиться Гумилев, безвольно предается личным страстям Ахматова, впадает в безграмотно-развратную манеру Северянин, несет продажный и бесстыдный бред Маяковский, а хулиганское озорство Есенин. Почти все они не умели различать добро и зло и готовы были поклоняться дьяволу".
   И добру, и злу, и Богу
  Точно так же служим мы,
  Как и дьяволу, разврату…
                                              (Я.Полонский).
   А для свободы зову я ночь и тьму (Сологуб).
 Поглядим только на названия стихотворений: Темный ангел, Ангелы опальные, Уроды, Голос дьявола, Демон самоубийства, Дьяволенок, Гимн огню, Великое ничто, Ярила, Блеск боли, Душа мира, Пауки, Пьявки, Чертовы качели, Танго с коровами, Самогимн, Адище города, Колдунок, Памяти Демона, Она отдалась без упрека…
   Когда я в бурном море плавал
   И мой корабль пошёл ко дну,
   Я так воззвал: "Отец мой, Дьявол,
  Спаси, помилуй, - я тону" (Сологуб).
 Начинается невиданная ранее эстетизация зла.
 Все ринулись воспевать "примирение" с дьяволом и "блаженство безумия". Розанов констатирует: "И декадентство, и мистицизм, и буря, и тоска, и Ницше, и все, и Антихрист! История как бы скатывалась в безумие…" (1913).
 А как же народ, его взгляды, его жизнь, его вера? Всё это оказалось за скобками эстетствующих декадентов.
 Лишь Есенин был хоть как-то причастен обычной жизни русского человека, почему и создал жизненные, на все времена строки. Он грешил, но воспевать грех не мог. Он падал, но падение взлетом не считал. Написал такие проникновенные покаянные строки, что современники его не понимали и не принимали: не свой. Зато простой народ всегда любил его и будет любить.
 Они уже были бесконечно далеки от истинной жертвенной христианской любви, воспевая только себя.
      Любовь мою душу спасет
 - пишет Гиппиус. Замечательно сказано. Учебники до сих пор восторгаются. Стараясь не замечать предыдущей строки:
     Но люблю я себя, как бога.
     Любовь мою душу спасет.
 Все писатели Серебряного века - религиозные, атеистов среди них нет. Все, как сегодня принято говорить, весьма духовные личности. Вот только вы не найдете ни одного православного.
  Бог толстовский, экуменический, синкретический, буддийский, теософский – какой угодно, пантеон велик. Только не христианство! С ним борьба не на жизнь, а на смерть.
 Творческое самовыражение - превыше всего. Авторитеты - мы сами. Творчество вне нравственных категорий.
 В форме достигли совершенства. Все научились, как писать. Вот только не нашлось, что сказать. Писали - красиво. Но красивых жизней и судеб вы не найдете ни у кого...
 Бальмонт умер в состоянии клинического безумия. Сологуб – в одиночестве, от голода и отчаяния. Цветаева – в 49 лет повесилась. Блок – в 41 умер от смерти. Маяковский – застрелился...
 К февралю 1917 всё искусство было заражено либерализмом. К 1927 году эту опухоль хирургическим вмешательством удалили. В 1991 она вновь разрослась...
  Что будет дальше, зависит и от нас с вами. В том числе и от понимания тех процессов, что происходили во времена Серебряного века.
Н.Лобастов

Для того чтобы оставить комментарий, войдите или зарегистрируйтесь