Основное событие России ХХ века - не Октябрьская, а Февральская революция. Октябрь - это контрреволюция.
Когда углубляешься в исследование русской литературы после исторического опыта последних двадцати лет, видишь всё уже несколько иначе.
Теперь становится ясно: основное событие – не Октябрь 1917, а Февраль.
И вся наша литература ХIХ века отражает не освободительное движение, а борьбу традиционного мировосприятия и мировоззрения либерального. Атеистическое направление – Чернышевский, Писарев, Салтыков, Короленко, Горький – немногочисленно и неглубоко, это тупик гуманизма. Точку здесь поставил еще Ф.М.Достоевский своим романом "Преступление и наказание", где довел гуманистическую идею до логического конца. Раскольников – ярчайший представитель гуманизма. С этой целью роман и написан. На что Бердяев откликнулся: "После Достоевского глупо быть гуманистом. Надо быть христианином".
А дальше идут – "Бесы"...
Если гуманизм за основу бытия брал всего человека – и светлую, и падшую его природу, то либерализм объявляет его падшую, греховную природу самой сущностью, основой так модной сегодня "духовности". Либерализм – не атеистичен, он возвращается к религии, за основу берет принцип из области духа – свободу, абсолютизируя её. "Мне не нравится, что вы говорите, но я готов отдать жизнь за право это говорить", - принцип либерализма. Заметим, не за человека, а за право либералы готовы отдавать жизнь! За высший - а значит религиозный - принцип.
Не за человека стали заступаться и наши писатели, а за новые высшие принципы – за права и свободы в области нравственной. На этом пути стояло два препятствия – Церковь и государство. Государство они критиковали именно как охранителя неизменных нравственных ценностей, которые они стремились разрушить. А разрушали неизменные нравственные принципы, борясь прежде всего с Православием.
Карамзин, например, впервые заявил: любовь – это чувство. Хотя до этого тысячу лет Россия знала, что "Любовь есть исполнение закона" (Рим. 13:10), как писал Апостол Павел.
Тургенев много сделал, чтобы вложить в традиционное понятие любви новое содержание - чувственная страсть. «Страстность» - главный его комплимент героям. Отрицательность же персонажей у автора связана прежде всего с «бесстрастностью». Перечитайте, - и вы убедитесь в том, что раньше не замечали.
Чехов – не признавал принцип Абсолюта, отрезав нам пути к покаянию и преображению. Возвращаться грешному человеку некуда, ибо идеала сегодня не существует, он будет создан культурой через много лет. «Счастья нет и быть не может. Счастье – удел будущих поколений», - неустанно повторял он.
А.П. Чехов пишет Плещееву: "Норма мне неизвестна, как неизвестная никому. Мне ближе к сердцу – абсолютная свобода человека, свобода от предрассудков...". Предрассудками, как известно, тогда называли религию. "Человеком в футляре" считал Чехов всякого, кто имеет определенные нормы и понятия. Они пока не сформированы, считал он, и будут созданы культурой лет через 200. "В далеком будущем человечество познает истину", - верит Чехов. А значит идти заблудшему человеку некуда - Истины сегодня нет. Тупик...
Лесков – покусился на принцип иерархии.
Некрасов - смирения...
Островский пишет "Грозу", где его Катерина отстаивает два важнейших либеральных права – на разрушение брака и на самоубийство. "Все равно, что смерть придет, что сама", - слышим мы со сцены.
Заметим, грешная Варвара нарушает правило, но при этом не покушается на изменение самой нормы, она осознает себя преступницей. Катерина не желает быть преступницей, а хочет быть законодателем нормы. "Пусть все знают, пусть все видят, что я делаю!" Сегодня отстаивание этого принципа возведения греха в норму мы видим на примере гей-парадов. А начиналось с Катерины Островского…
У И.С. Тургенева Базаров признается: "Нет принципов, а есть ощущения". В одном из писем Тургенева встречаем: «Приходится цитировать самого себя: "всё дело в ощущении". Об этом, как о запахах и вкусах, спорить нельзя». Как видим, он согласен с Базаровым. Принципы, правила, заповеди отныне уравнены в правах со вкусами. Абсолютный закон стал личным делом, а личные ощущения – стали абсолютным законом!
Поэтому писатель едет жить из страны принципов в страну ощущений – Францию, смеясь над "отсталой" страной правил: "Если бы Россия со всей своей прошедшей историей провалилась, цивилизация человечества от этого не пострадала бы". Он первый отказывается от системы координат добра и зла в творчестве. "Где истина? - спрашивает его герой в романе "Рудин". - Даже философы не знают, что она такое... По-моему, ее вовсе и нет".
С.Н. Дурылин делает вывод: "Все романы Тургенева бессемейственны... Семьи в творчестве нет ни у кого из западников, но есть непременно борьба с семьей".
Лев Толстой всей мощью своего таланта и авторитета обрушился на понятие Личности, заявив, что человек двусоставен, имеет плотское начало и безликий дух, разлитый во всех людях, который он и называет "богом". Цель жизни – раствориться в безличном океане общей мировой души. И это отнюдь не безобидно, отсюда вытекает: нет смысла в земных институтах – брака, государства, патриотизма, культуры, искусства, армии и т.п. Нет зла и нет ответственности, ведь мои поступки – это голос бога внутри меня.
"Судьей в поступках может быть только сам человек...", - читаем в Дневниках Толстого.
И так 8 томов подобных рассуждений.
Лев Львович, сын Толстого, признавался в эмиграции: "Толстой был первой и главной причиной русской революции. Никто не сделал более разрушительной работы ни в одной стране, чем Толстой... Отрицание государства и его авторитета, отрицание закона и Церкви, войны, собственности, семьи. Что могло произойти, когда эта отрава проникла насквозь мозги русского мужика? ...Революция была подготовлена и морально санкционирована им".
У Куприна Назанский в повести "Поединок" учит читателей: "Берите всё, что вам нравится. Не спрашивайте никого во всей вселенной, потому что над вами никого нет".
И.А. Бунин за подобную либеральную позицию получил Нобелевскую премию. Его секретарь откровенно признается: "Нобелевская премия была присуждена ему как символ уважения свободы совести и свободы мысли. Это был и акт политический...".
В фильме "Солнечный удар" офицер повторяет чудесную мысль Розанова – "Россию убила литература", но называет имя... Некрасова. Мы всё еще по привычке все беды сваливаем на большевиков, так и не увидев главных разрушителей.
Но страшно представить, что было бы с Россией, если бы победил Февраль. К тому времени мы в либерализации общественной жизни далеко обгоняли Запад. Сексуальная революция туда пришла лишь в 60-е годы, а у нас "чай втроем" в Серебряном веке среди интеллигенции был уже нормой. На 50 лет вырвались "вперед"!
Розанов подытоживает: "После того, как были прокляты купцы у Островского, духовенство у Лескова и наконец семья у Тургенева, русскому человеку не осталось ничего любить, кроме прибауток, песенок и сказочек. Этот самозабавляющийся прощелыга и произвел революцию".
Блок по поводу появления Христа в финала поэмы "Двенадцать" писал: "Страшно то, что опять Он с ними, и другого пока нет, а надо Другого". "Другого" - обратите внимание, с большой буквы. А вот ещё признание: «"Красная гвардия" - "вода" на мельницу христианской церкви. В этом — ужас (если бы это поняли)".
Да, либералов объял ужас, что Россия упорно вновь возвращается ко Христу, что все усилия по либерализации Росси провалились. Господь услышал мольбу Столыпина – и "заморозил Россию" на 70 лет. Странным и жестким способом "заморозил", но другого выхода для смертельно больной либерализмом страны, видимо, на тот момент не было... Болезнь была уже слишком запущена.
Способствовали этому удержанию России в поле традиционных ценностей наши великие классики. Крылов, Жуковский, Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тютчев, Фет, Полонский, Аксаковы, Киреевский, Хомяков, Достоевский, Гончаров и многие другие поддерживают традиции, народ, веру, государственность, Церковь...
Один Пушкин чего стоит.
Декабристы спорят о том, надо ли убивать самодержца, – Пушкин отвечает "Борисом Годуновым", где, следуя за Ветхим Заветом, связывает вопрос власти с нравственной легитимностью. Дворяне все больше отходят от принципа служения государству – он создает "Медного всадника", в котором герой уже перестает осознавать свое дворянство как служение и потребительски относится к своему государству. Французы упорно доказывают, что прогресс принесет и нравственность – Пушкин отвечает "Сказкой о рыбаке и рыбке", где старуха, становясь богаче, становится и злее. Все кричат о свободе любви – Пушкин дает целую плеяду русских Татьян и Маш, верных нравственному долгу. Романы и стихи заполняются чувственной любовью – Пушкин в "Сценах из Фауста" дает точное определение такой любви - "бред" и "самообман". Запад упорно твердит о справедливости – наш поэт отвечает им "Моцартом и Сальери". Все устремления образованной части дворянства обращены на культурный Запад – Пушкин рисует им Онегина, оторванного от религиозных корней своего народа "скитальца" (как называл его Достоевский), успешного, образованного, креативного, - но несчастного и одинокого. На восторги от Французской революции поэт отвечает "Капитанской дочкой", где упоение свободой сравнивает с питанием падалью...
Главный герой его книг – промысл Божий. Основное устремление - в лоно незыблемых нравственных норм. Он видит и главную опасность – либерализм. "Лет 15 тому назад, - пишет он в статье "О народном воспитании", - мы увидели либеральные идеи; литературу, превратившуюся в рукописные пасквили на правительство и возмутительные песни; наконец, и тайные общества, заговоры, замыслы более или менее кровавые и безумные". Как видим, мудрый Пушкин ощущает прямую связь между либеральными идеями и кровавыми заговорами.
Ну и, конечно, недосягаемый Достоевский.
Для него либерализм и социализм – близнецы-братья. Оба опираются на прогресс, оба мечтают о рае на земле и являются антихристианскими.
Цитирую Достоевского: "Всякий в Европе держит у себя за пазухой давно уже припасенный на нас камень.. Всему одна причина: идею мы несем вовсе не ту, чем они в человечество — вот причина!".
"Либерал дошел до того, что отрицает самую Россию, т.е. ненавидит и бьет свою мать. Он ненавидит народные обычаи, русскую историю, всё".
"У нас так можно сказать: всё, что либерально, то и дрянно, то и пагубно".
"Либералы выкидывают иногда такие либерализмы, что и самому страшному деспотизму и насилию не придумать".
Сто пятьдесят лет назад писатель смог связать новые свободолюбивые либеральные идеи с деспотизмом! Теперь мы видим: либерализм как насилие над сознанием превосходит в деспотизме коммунизм, который помнил лишь о земном и мог вести дискуссию лишь с помощью 9 граммов свинца. А либерализм тонко и незаметно расстреливает не плоть, но душу, берет в плен не тело, но сознание. И всё с улыбочкой и лицемерными усыпляющими разговорами о свободе. Мол, мы не виноваты, они сами хавают…
Что толкает сегодня к коррупции, пьянству, наркотикам, самоубийствам, мошенничеству, разврату, лжи, предательству? Основная причина всегда одна – потеря смысла в жизни, потеря ориентиров, твердых основ, иерархии ценностей, неверие в ответственность после смерти, размытое понятие о границах добра и зла...
Если норм и правил нет – наливай, раздавай, закуривай.
Всё это мы наблюдаем 25 лет.
Почему же Господь допустил нам такие трагедии в истории?
Послушаем умницу Франка. "Когда теперь мы, русские, материально и духовно обнищавшие, ищем поучения и осмысления у вождей европейской мысли, с изумлением узнаем, что собственно учиться нам не у кого и нечему и что даже, наученные более горьким опытом наших несчастий, мы, пожалуй, сами можем научить кое-чему полезному человечество. Мы по крайней мере уже тем опередили его, что у нас меньше осталось иллюзий".
Итак, наши предки в годину испытаний смогли сделать свой выбор и отказаться от предложений либеральной интеллигенции, из двух зол выбрали меньшее - большевизм, отказавшись от гораздо большего зла - либерализма.
Сегодня мы вновь перед подобным выбором...
Н.Лобастов