Главная причина революции - неверно выстроенные отношения между Церковью и государством.
После революции отношение к Церкви как дополнению к монархической власти, как государственной обязательной духовной повинности само собой исчезло. Все оглянулись и увидели, что в бурном круговороте политических событий лишь Церковь неизменна и тверда. До этого люди исповедовались раз в год в лучшем случае, иногда реже. Обязательное говение в соответствии с типиконом, подробная исповедь по разным разделам – по мытарствам, по страстям, по заповедям, получение разрешения грехов, допуск до причастия – и дальше жизнь без этого в течение следующего года. Часто всё это по инерции, ради законов государства, ради общественного положения, ради справки на службе. Когда после революции и спокойствие, и государство рухнули, голоса прп. Серафима Саровского, Оптинских старцев, отца Иоанна Кронштадтского, московских отцов – отца Валентина Амфитеатрова, отца Алексия Мечёва, были вдруг услышаны, народ повалил в церкви, стал чаще причащаться.
В "Исповеди язычника" самый интеллигентный интеллигент А.Блок признается: "Церкви нет, но храмы не заперты и не заколочены; напротив, они набиты торгующими и предающими Христа. Церковь умерла… Но я - русский, а русские всегда ведь думают о Церкви… И я тоже ходил когда-то в церковь. Правда, я выбирал время, когда церковь пуста, потому что оскорбительно присутствовать при звероголосовании нестриженых и озабоченных наживой людей. Теперь нет больше и пустой церкви". Интересное свидетельство: поэт, не любящий людей в церкви, после революции, наоборот, перестал в нее ходить по той причине, что пустых храмов теперь не найдешь. Его это огорчило, нас – радует.
Фудель в своих воспоминаниях пишет, как один рабочий после лекции нападал на религию. «Я ему сказал: "Зачем же вы ходите на такие лекции?" Он ответил: "Я хочу, чтобы мне опровергли доказательства против веры в Бога"». Он хочет понять, доказать, уяснить… Когда-то это упустили, и теперь народ, выбившийся из теплой привычной колеи на распутья всех дорог, жаждет снова перепроверить цену Истины.
С.А. Котляровский, один из авторов сборника "Из глубины" (1918), пишет в статье "Оздоровление": "Именно в революции сказался инстинкт духовного самосохранения у народа, который, несмотря на всё давление и все соблазны, пошел на призыв колокола своего родного храма. Мы еще не можем оценить всей силы этого несомненно начавшегося религиозного возрождения и не знаем, как глубоко пробудилась в душе русской интеллигенции воля к вере и к Церкви".
"Возрождать церковную жизнь – это сейчас самая важная патриотическая, культурная, даже политическая задача России" (С.Н. Булгаков) – вот так понимала истинная интеллигенция задачу общества в критические моменты цивилизационного выбора государства.
Отрезвила трагедия и священство. Желание обновления Церкви при полной свободе вышло, как гной, наружу и прорвалось. Но народ не поддержал обновленцев, несмотря на всю мощь поддержки их большевиками. Россия дала невиданный в истории сонм мучеников за веру.
Социалистическая революция, думая разрушить, утвердила религию в России, очистила и возвысила служителей Церкви, напомнив им о жертвенности их служения.
Когда в 1918 начался красный террор и геноцид, Патриарх Тихон благословил русский народ на исповедническую Голгофу за веру и Церковь. "А если нужно будет пострадать за дело Христово, зовем вас, возлюбленные чада Церкви, зовем вас на эти страдания вместе с собою". Однако Патриарх Тихон отказался благословить белое движение, как его ни просили. Он благословил русский народ только на возвращение к Церкви и Православию. "Ночь будет долгой!", - прорек судьбу русского народа и России святитель Тихон. Попущением Божиим за грехи наши Господь наложил спасительную епитимью на русский народ (как когда-то во времена татаро-монгольского ига) до тех пор, пока мы не покаемся в грехе богоборчества, не вымолим и не выстрадаем, а главное, не вернемся к вере православной, в лоно Матери-Церкви. Только тогда православная Россия возродится. Другого пути для спасения России и русского народа вне Церкви и Всемилостивого Промысла Божия Патриарх Тихон не видел.
Чем больше казней, больше плах,
Тем больше веры на устах,
Тем осязательней пора
Грядущей правды и добра.
Чем больше скорби, мук и слез,
Тем ближе к страждущим Христос,
Тем громче в грозном вихре битв
Звучат слова святых молитв.
(С.С. Бехтеев).
Истинные христиане видели в трагедии России прежде всего Промысл Божий.
Мнение философа Бердяева: "Именно Церковь может более принять факт совершившейся революции, чем разные политические партии".
"Без этой катастрофы тоже, видно, нельзя было обойтись, - пишет наш современник литературовед В.Непомнящий. - Катастрофы не происходят без причин и не попускаются Богом без цели".
"Революции даны нам для того, чтобы мы восхотели Божьего», - замечает И.Ильин.
Аскольдов: "Мы твердо убеждены, что русская революция не есть дело рук человеческих, хотя подготовлялась она и человеческими усилиями".
Розанов: «"Кто основал утверждения земли" с того конца – может Он же аккуратную скатерть христиан, где "все так расположились" за столом, - сдернуть с другого конца. И потухнет свет. И все заплачут».
Именно так. Всё в руках Божиих и происходит по Его святой воле для будущей пользы народа.
Лицом к лицу лица не увидать,
Большое видится на расстоянии.
Революция имеет прежде всего религиозное значение.
Жизнь общества сравнима с жизнью отдельного человека. Длительное, бездейственное, расслабленное, "болотное" пребывание в определенных обстоятельствах не способствует развитию личности, а, наоборот, тормозит, отбрасывает назад. И вдруг сильное событие, нестандартный случай, резкая перемена обстоятельств, иногда трагедия, заставляют человека пересмотреть жизненные ценности. Вспомним, как Достоевский благодарил за каторгу.
Формализм, застой, потеря живого религиозного чувства вели Российский государственный организм к смерти. Иного выхода, чем хирургическое вмешательство, Господь не узрел. Да, больно, трагично, с огромными потерями и сломанными судьбами вышла наша страна из революции, но мы сами болезнь допустили и сами её до такой степени довели, что потребовался взрыв. Винить некого, кроме себя.
История нам нужна как урок.
Революция, обнаруживая зло в созревших формах, тем самым служит и добру. Одних революция приводит к религии, других укрепляет в вере, научает религиозному подвигу, третьих отбрасывает на чужбину, четвертые исчезают как класс, сословие и т.п.
Верующий человек понимает, что бояться надо не трагедии и смерти, которая неизбежна, но убийства души, потери ориентиров, потери дороги в вечность.
Взрывы злых сил в процессе революции являются провозвестниками новых религиозных подъемов и, быть может, даже преображений.
Все мыслители начала ХХ века, которых мы цитируем, видели в социализме религиозное начало. Даже названия статей в сборнике "Из глубины" говорят о многом: "Религиозный смысл русской революции" Аскольдова, "Оздоровление" Котляровского, "Духи русской революции" Бердяева...
Об этом говорил еще Достоевский: "Наши не просто становятся атеистами, а непременно уверуют в атеизм, как бы в новую веру, никак не замечая, что уверовали в нуль" ("Идиот"). "Те же вопросы, только с другого конца" - называл их Иван Карамазов.
Бердяев: "Уж если русский – социалист, то фанатический, его социализм есть религия. И атеизм его – религиозен".
Франк: "Социализм есть крайняя степень рационализма, мечта о подчинении всей жизни строгим общим принципам моральной справедливости. Социализм отрицательно совершенно прав…".
С.Булгаков: «Учение о светлом будущем есть светский вариант эсхатологии. Сталин эксплуатировал эту надежду, когда говорил: "Жить стало лучше, жить стало веселее"».
Социализм - это христианство без Бога.
Епископ Варнава (Беляев) озвучил мнение, которое можно услышать на каждой второй кухне в России: "Коммунизм – та же религия. Коммунисты – это неофиты, это прозелиты, это "правоверные" в старом магометанском смысле. Коммунисты берут у ненавистной им религии и попов то же самое! У нас крестины – у них октябрины, у нас крестные ходы – у них демонстрации, у нас кресты, хоругви и иконы – у них портреты вождей и плакаты, у нас мощи угодников Божиих – у них тоже "мощи" на Красной площади. Нет возможности перечислить все доказательства того, что коммунизм воспринят у нас в России как религия. Только вместо живого Бога завели себе мертвую Материю и приложили к ней божественные атрибуты: вечность, бесконечность".
Русский народ не принял бы коммунизма, не искусился бы им, если бы в нем не было притягательной силы стояния за правду. Красная звезда и флаг с серпом и молотом обращались в душе России в голгофский символ – вот где подлинное чудо русской истории, замечал архимандрит Константин (Зайцев).
Именно восприятие социализма как религии позволило русскому народу постепенно освободиться от всех нелепостей большевистского проекта и создать государство полурелигиозное, основанное во многом на тех же традиционных ценностях, на которых строилась Святая Русь.
"Душа безбожника – христианка, - замечает епископ Варнава. - Если её искусственно удаляют от Бога, она всё равно будет стремиться к Нему, но только руководствуясь другими целями".
Россия в народной массе упорно сопротивлялась секуляризации, мещанству, пошлости, разврату, вседозволенности, циничности… Даже партийные функционеры часто скрывали своих верующих бабушек, сами тайно крестили детей, даже венчались.
«Я как-то приехал в Нижний Новгород на Сормовский завод, - воспоминал в эмиграции Солоневич. - Перед заводскими воротами стояла целая батарея "черных досок". На заводе проводилась кампания по истреблению всякого мещанства. Эти "черные доски" были заполнены надписями такого рода: "Бывший комсомолец Иван Иванов женился, вышел из комсомола и оторвался от общественной работы". Таких аттестаций было около сотни. Секретарь коммунистической ячейки сообщил: "Все женятся, сукины дети. А как поженились, так и комсомол к бесу, и общественную работу"… Но интересный факт: на активистках не женятся. В Донбассе я задал вопрос одному, почему же комсомолки, как правило, остаются незамужними, и он мне ответил сурово и мрачно: "А мне нужна жена, а не трепло. На общих собраниях пусть другие треплются"».
С негодованием писал Троцкий о стремлении возродить в СССР семью: "Революция сделала героическую попытку разрушить так называемый "семейный очаг", т.е. архаическое, затхлое и косное учреждение... Место семьи... должна была, по замыслу, занять законченная система общественного ухода и обслуживания", - то есть "действительное освобождение от тысячелетних оков. Доколе эта задача не решена, 40 миллионов советских семей остаются гнездами средневековья... И вдруг назад к семейному очагу!.. Трудно измерить глазом размах отступления!"
"Когда жива была еще надежда сосредоточить воспитание новых поколений в руках государства, - продолжал Троцкий, - власть не только не заботилась о поддержании авторитета "старших", но наоборот, стремилась как можно больше отделить детей от семьи, чтобы оградить их от традиций косного быта. В течение первой пятилетки (1929-1933), школа и комсомол широко пользовались детьми для разоблачения, устыжения, вообще "перевоспитания" религиозной матери... этот метод означал потрясение родительского авторитета в самых его основах. Ныне и в этой немаловажной области произошел крутой поворот: наряду с седьмой пятая заповедь полностью восстановлена в правах, правда, еще без Бога... Забота об авторитете старших повела уже, впрочем, к изменению политики в отношении религии... Ныне штурм небес, как и штурм семьи, приостановлен", - жалуется на изменение политики советского государства Троцкий.
«Я-то видела, - пишет Н.А. Нарочницкая, - документы казначейства воевавшей в то время с Россией кайзеровской Германии: "Выделить по статье 6 Чрезвычайного бюджета сначала 5, потом - 10, потом - 15, потом - 40 миллионов золотых марок на революционную сеть и пропаганду в России". Мой отец, переживший все периоды репрессий, вспоминал, что ленинское время было страшнее сталинского. При Ленине не только расстреливали, но и называли Александра Невского классовым врагом, Наполеона - освободителем, Чайковского - хлюпиком, Чехова - нытиком, а Толстого - помещиком, юродствующим во Христе».
Но как ни старались Ленин, Сталин, Дзержинский, Луначарский и Ярославский вместе со всем их "чрезвычайным" аппаратом, ничего не могли они поделать с русским народом: в руку России вкладывали коммунистический меч, а она его – как и все иноземные дары – переделывала в православный Крест. Да еще и сохранила все 70 лет, удивив весь мир невиданным возрождением веры после падения коммунистического режима.
С.Н. Булгаков свои диалоги "На пиру богов" в 1918 заканчивает оптимистически: "Идеал у народа Христос, иного у него нет. …Даже тоской своей неутолимой свидетельствует он о том же, а мещанской этой благопристойности, умеренности и аккуратности все-таки не принимает... Верую, как и прежде, что через русский народ придет спасение миру, что ему предлежит не только великое будущее, но и решающее слово в судьбах мира. Растерзано русское царство, но не разодран его нетканый хитон".
Нам остается доказать это делами...
Н.Лобастов, pravoslit.ru