Лермонтов шел к Богу, но путь этот был прерван...
Михаил Юрьевич Лермонтов погиб в 26 лет. В древнем Израиле мужчина мог учить других с 30 лет, именно в этом возрасте вышел на общественную проповедь Господь наш Иисус Христос, до этого лишь «преуспевая в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков» (Лк. 2:52). Все это необходимо учитывать, говоря о творчестве юного поэта.
Ровесники Лермонтова позднее пришли к Церкви: Гоголь (1809 г.р.), братья Киреевские (1806 и 1808 г.р.) – примерно в 1845 году, А.С. Хомяков (1804 г.р.), А.И. Кошелев (1806 г.р.), М.П. Погодин (1800 г.р.) – в 1850-х. С.П. Шевырев (1806 г.р.) едет в Кирилло-Белозерский монастырь в 1847 году. И т.п.
Достоевский пишет о Лермонтове: «Если б он перестал возиться с больною личностью русского интеллигентного человека, мучимого своим европеизмом, то наверно кончил бы тем, что отыскал исход, как и Пушкин… Остался бы Лермонтов жить, и мы бы имели великого поэта, тоже признавшего правду народную…» .
Сам Пушкин повернул свой корабль к «правде народной» в 27 лет, Достоевский – после 30 лет.
Поэтому Лермонтова надо рассматривать как преддверие возвращения Домой.
Во времена Лермонтова время для встречи Церкви и дворянства, после Петра I разошедшихся в разные стороны, еще не наступило. Обмирщенное интеллигентское сознание упорствовало в своеволии ума, и Лермонтов, как никто другой, всем своим творчеством показал лживость этих путей, весь ужас ушедшего из Отчего дома блудного сына, гибельность для русской души внесения в нее чуждых русскому, православному сознанию идей, каковыми были идеи западных романтиков. Именно под их разрушительным влиянием Лермонтов сформировался как замкнувшийся в себе, разочарованный мятежник, духовное разъединение которого питалось двойной обидой: тайной - на Бога, открытой - на человеческий род, во имя высшего достоинства человека, якобы униженного Божественным гневом и преданного человеческим обществом.
Для мира и небес чужой,
вину за горькую участь есть из свиного корыта он готов был перевалить и на Отца…
«В небесах он видел Бога», но вот на земле Его не нашел, в чем его основная трагедия. А земная жизнь без видения Божественного замысла, без незримого присутствия на ней Спасителя наводит лишь тоску и разочарование. Мало того, не дает способности различения помыслов – от Бога они или от бесов.
Не знаю! Если б им была дана
Земная форма, по рогам и платью
Я мог бы сволочь различить со знатью;
Но дух - известно, что такое дух:
Жизнь, сила, чувство, зренье, голос, слух
И мысль - без тела - часто в видах разных
(Бесов вообще рисуют безобразных).
Различение помыслов – неимоверно трудная задача для человека. Всем кажется, что его пером двигает Бог, но часто это не так… Гоголь поймет, что бесы проникают и в творчество. Здесь мы вынуждены признать, что нам необходимо духовное водительство, нужны средства для различения духов, помыслов. Эти средства дает наша любящая мать-Церковь. Без послушания Церкви сам человек может принять черное за белое. Лермонтов проблему понимал, но до смирения Церкви дойти не успел...
Тоска по Небесам, по Отчему Дому, по Идеалу у Лермонтова безграничная, всеохватывающая, всесильная. И это принадлежность русской литературы.
Юношеская, романтическая мечта Лермонтова: хорошо бы, если бы человек не знал страстей, греха, борьбы, страданий. Всю жизнь Лермонтова мучило ощущение, что
Лишь в человеке встретиться могло
Священное с порочным. Все его
Мученья происходят оттого.
Проблему страданий ближнего, которую позднее замечательно решит Достоевский, поэт пока высвечивает в свете Идеала, не находя путей ее решения. Увы, это привело его к автору отрицания – демону, которым он слишком залюбовался, не пытаясь найти в реальной жизни средств противостоять ему, оказался не способен показать читателям опыта тяжелейшей битвы с нечистой силой, происходящей в сердце воина Христова. Лишь передает ощущения холодного проникновения в душу демонского яда - и всё.
Но любая недоговоренность соблазнительна для окружающих. Недаром Белинский восторгался “демоническим полётом” Лермонтова, его “с небом гордою враждою”. Мережковский видит в этом подвиг, героизм, даже святость, потому что “дух смирения”, присущий Православию и русской литературе, понимается Мережковским как “рабье смирение” и вызывает у него решительный протест.
А вот Достоевский видел в этом лишь стремление утвердить себя над миром. От демонизма, считал он, лишь шаг до преступления Раскольникова, до “всё дозволено”.
Оптинский старец Варсонофий замечает: «Особняком в его творчестве стоят два действительно прекрасные по идее стихотворения: "Ангел" и "В минуту жизни трудную". Второе - настоящая молитва, при которой "...и верится, и плачется, и так легко, легко". Но эти проблески не осветили пустынную душу» . От единичных прозрений до постоянного мира в душе нужно проделать тяжелый путь аскезы, молитвы, послушания, нужен жизненный опыт. Юный Лермонтов шел к этому, но не успел.
Когда волнуется желтеющая нива,
И свежий лес шумит при звуке ветерка,
И прячется в саду малиновая слива…
Тогда смиряется души моей тревога,
Тогда расходятся морщины на челе,-
И счастье я могу постигнуть на земле,
И в небесах я вижу Бога...
Заметим самое странное и самое страшное у Лермонтова: поэт воспринимает в этом мире Бога только при одном условии: если нет человека! Присутствие человека сразу привносит «морщины на челе». На Небесах есть Бог, среди окружающих людей – нет. Пушкин, как мы помним, нашел присутствие Бога в русских женщинах, Лермонтов – нет.
Да, любить человека таким, какой он есть, неимоверно трудная задача. Лермонтов в восприятии жизни останавливается на ветхозаветном этапе, новозаветную любовь Христа к немощному человеку, к тем, кто будет кричать «Распни Его!», - Лермонтов не принимает. Но «кто не любит, тот не познал Бога…» (1 Ин. 4:8) – говорит Апостол любви Иоанн. «Кто говорит: «я люблю Бога», а брата своего ненавидит, тот лжец» (1 Ин. 4:20).
Любить Бога и любить ближнего – эти заповеди неразделимы.
Вот Ангел у Лермонтова несет в мир юную душу «для мира печали и слез», при этом воспевая Бога и Рай.
И долго на свете томилась она,
Желанием чудным полна;
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.
Да, Ангелы, в отличие от людей, не знают сомнений, исканий, метаний; они искренне и «непритворно» хвалят своего Создателя. Они не знают борьбы, но не знают и сладость победы! Они знают любовь Божию, но не знают Креста - высшей точки любви. Бог стал человеком, чтобы человек стал Богом. Наша награда при победе выше, чем положение Ангелов. Всё это Лермонтову никак не давалось понять… Он завидует чистоте Ангелов и ропщет на человеческую участь в «мире печали и слез».
Господь говорит: «Как Я возлюбил вас, так и вы да любите друг друга» (Ин. 13:34). В стихотворении «Пророк» Лермонтов пытается доказать, что это невозможно:
Провозглашать я стал любви
И правды чистые ученья:
В меня все ближние мои
Бросали бешено каменья.
Вот результат любви к людям! Пророку приходится уходить от людей в пустыню. Там, где нет людей, картина совсем иная:
И звезды слушают меня,
Лучами радостно играя.
Но когда поэт-пророк возвращается в «шумный град», даже старцы смеются над ним:
Смотрите, как он наг и беден,
Как презирают все его!
Пророк Лермонтова не готов идти к людям, ему удобнее из пустыни обличать человеческие пороки. Издалека, свысока, со стороны. Это, конечно, еще не христианская высшая любовь к падшему человеку. Пророков Божиих в истории всегда забрасывали камнями, поэтому здесь нет ничего нового и удивительного для верующего. Господь знает, что ждет Его в Иерусалиме: «Город, избивающий пророков и камнями побивающий посланных к тебе!» (Лк. 13:34), - и тем не менее идет туда без ропота.
Не может говорить от имени Бога пророк, который не умеет ужиться с людьми. Господь не уходил от людей, наоборот, всегда шел к людям. Лермонтов же пытается идти от людей, без людей, вне их - к Богу, не понимая, что нет любви к Богу без любви к человеку. «Если мы любим друг друга, то Бог в нас пребывает» (1 Ин. 4:12). Любовь к Богу мы можем проявить только через любовь к Его созданию, Его образу - человеку. «Кто ненавидит брата своего, тот находится во тьме, и во тьме ходит, и не знает, куда идет, потому что тьма ослепила ему глаза» (1 Ин. 2:11). Не в том трагедия, что нас не любят, не понимают, не принимают, а в том, что мы не научаемся любить ближних. Пушкин это понимал, Достоевский к этому призывал, Лермонтов до этого не дошел. И хотя он и утверждал:
Укор невежд, укор людей
Души высокой не печалит…
- именно это печалило поэта, как мы видим из его поэзии. Мнение людское, а не любовь Божия дороги ему.
В стихотворении «Как часто пестрою толпою окружен» Лермонтов жалуется на толпу, не принимающую высокого и чистого. Но проблема не в том, что немощные и слабые люди так живут, а в том, где ты, человек, находишься, где сердце твое: среди этой пустоты или устремлено к горнему? Проблема в том, куда уйти из той среды, в которой ты обречен быть. Есть примеры таковых? Конечно! Мы с этого начали статью. Гоголь смог выйти и других призывал: «Бросьте выезды в свет… Есть в свете гадости, которые, как репейники, пристают к нам» . Пушкин уехал в деревню и там работал, призывая дворян присоединиться к его образу жизни, «а не разоряться в столицах под предлогом усердия к службе, но в самом деле из единой любви к рассеянности и чинам» . «Святую неделю провел я чинно дома, - пишет Пушкин жене из Петербурга. - Завтра будет бал, на который также не явлюсь…» . Просто, как все гениальное. Балы нужны для того, чтобы на них не ходить, газеты – чтобы не читать, у телевизора самая лучшая вещь – красная кнопочка «стоп».
Великая княгиня Елизавета Федоровна продала все имение и устроила в центре Москвы Марфо-Мариинскую обитель, собирая сирот. А ведь она была принцессой! Д.А. Брянчанинов (род 1807 г.) в училище организовал кружок почитателей «святости и чести», так что привлек к нему даже профессоров и преподавателей, хотя перед ним были открыты двери самых аристократических домов столицы. В 24 года Брянчанинов стал монахом, а вскоре архимандритом, настоятелем столичного Свято-Сергиевского монастыря. Его ценил митрополит Московский Филарет (Дроздов). Знакомства с архимандритом Игнатием, его советов и наставлений искали Гоголь, Достоевский, Плещеев, князь Голицын, адмирал Нахимов…
Поэтому жалобы Лермонтова на «пеструю толпу» «при шуме музыки и пляски» говорят только о слабой воле жалобщика, не желающего оставить это по причине тайной привязанности к подобному образу жизни. Было бы желание - возможность и выход существуют всегда. Такова жизнь. Но мы не будем забывать: Лермонтов погиб в 26 лет. А вот нам с вами, дорогие читатели, уже, увы…
Н.Лобастов
Комментарии