Литература по природе христианка.
Человек не может жить и никак не относиться к способу своего бытия. Он не может жить не определенным образом. То есть человек религиозен по определению.
Тертуллиан высказал простую мысль: душа по природе христианка.
Литература, как дело души, тоже по природе тоже христианка.
Именно ощущение идеала, тоска по утраченному совершенству заставляли русских писателей браться за перо. «Искусство… взывает к идеалу» . Постоянное стремление ввысь, к идеалу, к вечности, к первоначальному, к истокам - проще, к Богу. «Во всех оценках мира, людей, жизни, - указывает В.В. Зеньковский, - человек руководствуется принципами правды, совершенства. Сам человек не мог бы построить такой идеи - в нем, наоборот, все несовершенно. Этот свет мы имеем от Бога» . Обличение совести - этого гласа Божия в человеке - порождает взяться за перо. Человек выплескивает в образы свой стыд за отступление от Идеала.
Душа грустит о небесах,
Она нездешних нив жилица,
- гениально выразил это С.А. Есенин.
«Намек о Божественном, небесном Рае заключен для человека в искусстве», - замечает Н.В. Гоголь.
Пушкина мучит забвение чистой любви - и он рисует Онегина, Лермонтова терзает гордыня – и он знакомит нас с Печориным, Толстой мучительно вместе с Пьером и Андреем ищет смысла жизни... Что заставило Достоевского взяться за перо? Не гонорары, не желание славы, не искус блеснуть знанием языка, а разрыв в сознании Раскольникова между библейской истиной «не убий» и очередным заблуждением героя. Между тем, как ДОЛЖНО и как ЕСТЬ, между Идеалом и самомнением человека.
Я не встречал ни одного человека, которому бы понравилась старуха из «Сказки о рыбаке и рыбке». Но подавляющее большинство всех читателей, кому эта старуха неприятна, - тем не менее живут в точности по законам этой старухи и в жизни смеются над стариком. Зачем же Пушкин написал сказку? Он что, не знал, что люди все равно будут жить не по примеру его старика? Знал. Но критерий оставил для читателей один - Евангельский.
И такова вся классика. Никто вслух не озвучивает своей симпатии к Чичикову, - но в жизни 90 % учеников с легким сердцем ищут любые лазейки в законе, чтобы сделать деньги (копия, как Чичиков). Зачем же Гоголь высмеивает своего героя? Потому что не реальность его интересует, а Идеал и его искажение. Идеал этот в любом случае (пусть хоть 99% будут чичиковыми) является отправной точкой, критерием Истинности. И идеал этот всегда - не свой для каждой эпохи и каждого писателя, а единый - евангельский. Все книги наших великих классиков с одной целью написаны: чтобы читатели стали христианами! Чтобы развенчать жизнь «от мира сего», хождение «широкими путями» Онегиных, Печориных, Чичиковых...
Терзания совести героев нашей великой литературы были недоступны западной литературе. Нет, не потому что человек Запада хуже, - просто мы другие. Это прекрасно почувствовал Стефан Цвейг: «Раскройте любую из пятидесяти тысяч книг, ежегодно производимых в Европе. О чем они говорят? О счастье. У Диккенса целью всех стремлений будет миловидный коттедж на лоне природы, у Бальзака замок с титулом пэра и миллионами. Кто из героев Достоевского стремится к этому? Никто. Ни один». Цель русского героя не во внешнем успехе, не в безбедной жизни, что в западной литературе ставилось идеалом стремления людей, а Совесть становится основой основ всего бытия человеческого. Вот герой Джека Лондона - сильный, смелый золотоискатель. Он в трагическом тупике: кончились продукты, иссякли силы, мороз и ледяное безмолвие побеждают. Что может помочь? И герою является видение: «Он увидел город своих грез ... речные пароходы, в три ряда стоящие на якоре... лесопилки на полном ходу ... игорные дома, банкирские конторы, биржи, крупные ставки ... Обидно все-таки, подумал он, упустить свое счастье. От этой мысли жизнь встрепенулась в нем». И этот храбрый человек, представив, что он никогда не сделает ставку в рулетке, не сорвет куш на бирже, начинает с удвоенной силой бороться за жизнь. Как видим, идеал, дающий стимул герою проявить мужество, совершенно иной, не христианский.
Кто-то может возразить, что не всегда искусство стремится к вечности. Ну что ж, суррогат есть у любой вещи, и у искусства тоже. Очень точно святые отцы назвали диавола «обезьяной Бога». Он берет те же формы, но в них нет истинного содержания, они не приносят доброго плода, они пустоцвет. Человек отличается от животных способностью различать добро и зло. Поэтому можно сказать, что человек, который живет удовлетворением физиологических потребностей, живет жизнью животной. Желание сделать эти ощущения более тонкими и разнообразными при помощи искусств часто свидетельствуют не о наличии духовных интересов, а о желании сделать более утонченными, эстетизировать животные потребности. Именно удовлетворению животных, а не душевных потребностей и служат современные телевидение, кино, литература, живопись… Не всякая культура возвышает. В силу человеческой греховности культура может отрываться от своего Источника и нести в себе зло в произведениях, духовно разрушающих человека и разлагающих общество. Но это сегодня.
Пушкин, рассуждая о французской литературе, указывал: «Писатели французские... положили, что и нравственное безобразие может быть целию поэзии, т.е. идеалом! Прежде награда добродетели и наказание порока были непременным условием всякого их вымысла; нынешние, напротив, любят выставлять порок торжествующим, и в сердце человеческом обретают только две струны: эгоизм и тщеславие. Такой поверхностный взгляд на природу человека... смешон. Но уже «словесность отчаяния» (как назвал ее Гете), «словесность сатаническая» (как говорит Соувей), словесность каторжная, пуншевая, кровавая, цигарочная и пр., - эта словесность... начинает упадать даже и во мнении публики» , - оптимистично заканчивает наш классик, не представляя размаха этого «сатанического», «цигарочного», «кровавого» через два века!
Классики же наши имели иную цель. Починковская вспоминает о публичном чтении Достоевским главы из «Братьев Карамазовых»: «Мы слушали и …тоже хотели «простить»! Мы вдруг почувствовали, что… нельзя медлить ни на минуту. Потому что каждый миг нашей жизни приближает нас к вечному сумраку или к вечному свету, - к евангельским идеалам или к зверям. А середины не существует. И если это настроение было только минутным для одних его слушателей, - для других оно явилось переворотом на целую жизнь» . Такова настоящая литература.
Любой человек тоскует по Истине. Если даже он и живет по лжи, то ощущение Абсолютной Истины все равно не исчезает и нет-нет прорывается в человеке. В своем временном поведении человек может быть весьма далек от Истины, но природа его тем не менее все равно остается христианской.
Так и литература. Она тоже по природе своей (как творческое выражение высших устремлений человека) христианская. Хотя в реальности она этот принцип очень часто искажает (как и всякий человек).
Стремиться к Небу должен гений...
- пишет Пушкин в «Египетских ночах». Заметим, «должен стремиться»…
Н.А. Бердяев замечает: «Соединение муки о Боге с мукой о человеке делает русскую литературу христианской даже тогда, когда в сознании своем русские писатели отступали от христианской веры».
Архимандрит Феодор (Бухарев) вспоминает показательный эпизод из жизни Гоголя: «Ему случилось быть в одном из высших духовных учебных заведений. Студенты приняли его с восторгом, и когда при этом высказано было Гоголю, что особенно живое сочувствие возбуждает он к себе тою благородною открытостью, с которою он держится в своем деле Христа и Его истины, то тот заметил на это просто: Что же? Мы все работаем у одного Хозяина» .
Математика утверждает, что кратчайший путь между двумя точками - это прямая. Но это только в математике. Да еще в человеческой истории до грехопадения Адама, когда первые люди НАПРЯМУЮ общались с самим Совершенством, Красотой, Истиной, Гармонией и т.п. Путь от человека к Богу был кратчайшим. После грехопадения связь была потеряна, ее восстановил Христос и создал на земле Церковь - место встречи человека и Бога, дал людям средства для восстановления утраченного соединения, которыми владеет Церковь. Но сколько же, спросите у математиков, непрямых путей между двумя точками? Они ответят: бесконечное множество. Так и в нашем случае. Сколько людей - столько и путей к Богу. У каждого свой крест, свой путь, свои падения и взлеты... Но цель одна, как и природа человека. Такая же ситуация с литературой. При всем ее многообразии тем не менее цель - одна: «стремиться к Небу должен гений».
Святые отцы полагали, что литература может стать определенной ступенью на пути познания человеком себя, мира и Истины, в становлении христианского самосознания. Неким помощником, путеводителем, костылями...
Но литература, конечно, никогда не сможет заменить чистое слово Божественного откровения - Библию. Тем более заменить земной институт соединения с Богом - Церковь. «Уважайте класс писателей, - здраво рассуждает А.С. Пушкин, - но не допускайте же его овладеть вами совершенно» . Литература - та же попытка богословствовать, только в образах. И еще заметим, что очень важно, попытка человека заблудшего.
В религии Бог открывается человеку, в литературе человек ищет Бога. В религии - человек живет; в искусстве он «не создает нового бытия, он создает только его символы». Преображают человека не краски, не звуки музыки или слово книги, преображает Божественная благодать, соработничество человека Богу. Книга только помогает определить свое место в этом пути соработничества. «Настоящий же смысл бытийственен: истинный смысл есть истинная жизнь» . И литература в этой жизни - не открывает Истину, не дает ее человеку, а всего лишь отражает ее поиск. А открывает Истину, преображает человека только Сам Творец. В Церкви действует Дух Святой, в литературе - падший человек. В церкви «больной» человек получает исцеление, в литературе - лишь рецепт в аптеку, да и то сам диагноз бывает так же часто неверен, как и в жизни у врача.
Литература - ищет истину; Истина - в Евангелие. Евангелие - первично; литература – вторична. Нельзя изучать литературу, игнорируя Евангелие. А вот Евангелие вполне обходится и без литературы. Адам до грехопадения в ней не нуждался, после - нужны всяческие «костыли», вроде литературы. Истину можно познать без литературы. Монахи могут достичь совершенства - без литературы. Ученики же не могут понять Истину без Евангелия, довольствуясь одной лишь литературой. Литература - мостик к Евангелию. Вера без культуры обойтись может, а вот культура без веры неизбежно погибает.
Литература - зеркало. Оно полезно, чтобы увидеть признаки болезни на своем лице и принять срочные меры. Но зеркало не назовешь лекарством. Пушкин делает мудрый вывод: «Требовать от всех произведений словесности нравственной цели было бы то же, что требовать от каждого гражданина беспорочного житья» . Хотелось бы, но увы...
В русской литературе ХIХ в. Гоголь и Достоевский были главными пророками построения культуры на началах Православия, но, пишет Зеньковский, - «кроме них, вольно и невольно, сознательно или бессознательно, многие, если не все деятели русской культуры служили этому грядущему синтезу» .
Н.Лобастов
Комментарии